Вообразите альтернативный мир, в котором интернет и социальные сети существовали уже 77 лет назад. Нуждалась бы тема Катастрофы европейского еврейства в получении десятков тысяч «лайков» и репостов в фейсбуке?
Попытайтесь представить те самые знаменитые фотографии времен Второй мировой войны – во сколько «лайков» и репостов оценивалась бы жуткая, ставшая символической, фотография еврейского мальчика в кепке с поднятыми руками? Или фотография еврейского мужчины в талите, возносящего молитву перед немецким солдатом, направляющим на него автомат?Могли бы мы нажатием кнопки изменить ситуацию в полыхающей Европе или спасти жизни людей? Вы действительно верите, что с помощью интернета можно было бы остановить нацистскую машину уничтожения?Оглядываясь назад, я и представители поколения детей тех, кто выжил в Катастрофе, можем позволить себе самокритику, можем задать себе болезненный вопрос: «Не превратили ли мы тему величайшей трагедии еврейского народа в разменную монету?». Как произошло, что любого человека, с чьим мнением кто-то не согласен, в фейсбуке называют «нацистом»? Как произошло, что в молодежном сленге стало популярным словечко «холокостный» («шоати»), используемое в отношении любого неприятного происшествия. Не зашли ли мы слишком далеко с подобными «метафорами»?Современное поколение, молодежь и взрослые, образца 2016 года, живущее в интерактивную эпоху, ощущает потребность в упрощении любых исторических явлений, включая Катастрофу. В превращении непостижимого явления в некую простую историю, репост которой можно сделать на своей странице в фейсбуке.Возможно, речь идет о благородной цели – о попытке сформировать эмпатию в отношении людей, переживших эту страшную трагедию. Но оправдывает ли эта цель любые средства? Ответ однозначно отрицательный. Потому что Катастрофа – это не отдельная фотография или статус в социальной сети, получивший тысячи «лайков». Речь идет о шести миллионах человеческих историй, стертых с лица земли.Вот, например, история моего покойного отца, единственного, кто выжил в его семье. Ему удалось пережить Освенцим. Отец посвятил годы, чтобы найти фотодокументы, касающиеся его семьи. Однажды я спросила отца, как вышло, что не осталось никаких семейных фотографий? Отец рассказал, что после войны он вернулся в свой дом в маленьком словацком городке. Там жила другая семья. Он сумел найти в доме коробку с фотографиями. С ней он сел на корабль «Ягур», в котором находились нелегальные еврейские иммигранты, пытавшиеся попасть в Палестину. Недалеко от кипрского берега произошло столкновение с британскими солдатами. В ходе этого инцидента исчезла коробка с фотографиями. По-видимому, погрузилась на морское дно.Меня никогда не оставляла эта история. Ведь речь шла о памяти моих родственников со стороны отца. Невосполнимая потеря – нет ни одной фотографии, которая могла бы рассказать о целом пласте семейной истории.К сожалению, множество историй людей, выживших в Катастрофе, потеряно навсегда. Никто не расскажет об этом в социальных сетях. Молодые израильтяне никогда не узнают об этом. Между тем фотография школьников, побывавших в Освенциме, получит тысячи «лайков». Это печально.В эти дни, когда мы отмечаем День памяти жертв Катастрофы, нам следует выслушать и записать истории тех немногих, кто все еще жив. Разместить эти истории в социальных сетях, чтобы как можно больше людей могли это прочесть.
Шери Краснер, NRG
Источник -
cursorinfo.co.il