Обратная связь
Сделать стартовой
Добавить в избранное
  • В Израиле
  • СМИ Израиля
  • Ближний Восток
  • В СНГ
  • В мире
  • Экономика
  • Закон и право
  • Интернет
  • Спорт
  • Культура
  • Разное


  • ТВ онлайн
      Израиль плюс
      10-й канал Израиль
      Музыка на RTVi
      ВЕСТИ
      РТР-планета
    Радио онлайн
      Израиль Радио Рэка
      Израиль Галь Галац
      Израиль 1 радио
      Израиль Решет Бет
      Израиль 103 FM
      Израиль 103 FM
      Россия Европа +
      Россия Эхо Москвы
      Россия Маяк
    WEB камеры онлайн
      Тель Авив :: Квиш #1
      Тель Авив :: Цомет Хулон
      Тель Авив :: Кибуц Галуёт
      Тель Авив :: Лагардия
      Тель Авив :: Мороша
      Тель Авив :: Аяцира
      Тель Авив :: Гея север
      Тель Авив :: Гея юг


    Архив новостей за
    2023 2024

    Архив новостей (Март 2024)
    вспнвтсрчтптсб
    1 2
    3 4 5 6 7 8 9
    10 11 12 13 14 15 16
    17 18 19 20 21 22 23
    24 25 26 27 28 29 30

    Архив новостей (Февраль 2024)
    вспнвтсрчтптсб
    1 2 3
    4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23 24
    25 26 27 28 29

    Эксклюзивная публикация
    "Курьер" получил исключительное право публикации на своем сайте романа Марка Туркова "Кратно четырем".
    Марк Турков, отказавшись от денежного вознаграждения за данную публикацию, посвящает ее людям, которые живут в Израиле и за его пределами, тем людям, чьи надежды оказались обманутыми, идеалы растоптанными, а мечты несбывшимися. Автор желает всем стойкости, любви и мудрости.

    Newman Center

    [ Скрыть ]
    ВЫСОКО ОПЛАЧИВАЕМЫЕ ПРОФЕССИИ!
    Получить предложения по профессиональной подготовке ведущих учебных центров Израиля

    Кратно четырем (продолжение)

    17

    Советский разведчик Иннокентий Гвоздяев быстро идет по Бульвару Хороших Новостей, спасаясь от вони метро.

    Наступая друг на друга, из-за облезших фасадов несутся за-пахи и эти запахи прошедших веков брюзжащей толпой влива-

    ются в слякотный вальсок осени.

    “Просто воняет говном, но из каждого угла - по-своему!” — обобщает впечатления Иннокентий, а ветер кутается в обрывки газет, пластиковые пакеты и так, вместе с другими бездомными, перекатывается под свинцово-серыми облаками.

    Париж - суровая иллюстрация к романам Гюго - не может прикрыть уродство старческого маразма ни строчками Хемин-гуэя, ни рекламой косметики.

    “Будь проклят тот вечер, когда я не заметил встречный грузовик!” — ругает себя молодой человек.

    Парижский Окружной Суд лишил Гвоздяева водительских прав. Теперь разведчик вынужден пользоваться общественным транспортом, самым вонючим видом которого является метро.

    Занимая более чем скромную должность консультанта в фармацевтическом концерне (легенда, подготовленная Центром, продолжала отлично действовать даже после распада СССР!), Иннокентий вынужден экономить каждое су.

    Мгновенный распад “Империи Зла”, путчи и перевороты на далекой Родине оставили его, верного “Рыцаря Щита и Меча Ре-волюции”, без материальной поддержки. “Легенда”, разработан-ная в стенах Организации, превратилась в суровую правду жизни.

    “Без связи с Центром можно прожить — и неплохо прожить! Но вот без материально-технического обеспечения… — горестно вздыхает капитан, поправляя сбившийся из-под берета локон.

    Снобов из ЦРУ не заинтересовала информация, предложен-ная Гвоздяевым для продажи: шеф подразделения, в котором служил Гвоздяев, уже “избрал свободу” — он переметнулся на Запад и издал брошюрку “О секретных разработках Советской Организации по пересадке внутренних органов”.

    “Начальничек, бля!” — в сердцах сплюнул Иннокентий на черный асфальт.

    Резкий свисток регулировщика возвратил его обратно, на тротуар, а в узкую улочку обрушился поток автомобилей.

    Чтобы собрать расшалившиеся нервы в кулак, разведчик подходит к витрине магазина.

    Поймав в калейдоскопе отражений свое собственное, он по-правил непослушную прядь и, освежив губы помадой (этот неж-но-розовый оттенок ему посчастливилось купить в маленькой лавке, что на Елисейских Полях, почти даром!), замер: “«Трине-трон-Стерео», восемьдесят сантиметров, по диагонали. За бесценок.”

    Но не это его поразило… На экране телевизора… (он слегка прижал и отпустил губы, чтобы помада легла ровным слоем, а затем ловко смахнул, ноготком мизинца, невидимый излишек).

    “Нет, в этом не может быть сомнений! Ну конечно!” — пронеслось в его голове .

    — Извините, месье! О чем был этот сюжет новостей, минуту назад? — спросил Гвоздяев у продавца, чьи маслянистые глаза жирно блестели в сумраке лавки.

    — Я не смотреть телевизор рабочее время мсье хотеть купить?

    — Но…

    — Эй! Жан-Ян-или-как-тебя-там! — донеслось, из недр лав-ки старческое ворчание — Скажи ему, что показывали репортаж из центра…

    — Из ЦЕНТРА?!

    — Из Центра Жоржа Помпиду. Культурная миссия из Холли-вуда…

    — Холливуда?!

    — А! Опять по поводу мира. Теперь - на Ближнем Востоке! В составе делегации Иордании посланник двоюродного брата короля.

    — Посланник… брата…короля Иордании?! — воскликнул Гвоздяев, сдерживая подступающую радость.

    — Извините, мсье! — кто-то ворчит из подсобки, — мы за-крываемся. Если надумаете купить телевизор, то приходите завт-ра, завтра! Эй, Жан-Ян-или-как-тебя-там!

    Поспешно выйдя на улицу, капитан метнулся к ближайшему газетному киоску. Выхватил газету. Фотография на первой полосе превосходна и не оставляет сомнений — это Он! К сочным крас-кам мундира полковника редакция подобрала крупный шрифт заголовка:

    БЫТЬ МИРУ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ!

    ДЕЯТЕЛИ ИСКУССТВ – ПОЛИТИЧЕСКИМ ДЕЯТЕЛЯМ, БЕСПЛАТНО

    Ниже, более мелким шрифтом, сообщалось:

    “Открылся Международный симпозиум по проблеме совмещения культур в одной, отдельно взятой, ближневосточной стране”.

    — Бред какой-то! — радостно восклицает Иннокентий, ку-паясь в теплом приливе надежды.

    Посмотрев репортаж об участниках симпозиума и программе гала-концерта, Гвоздяев вошел в будку телефона-автомата.

    Бывший начальничек, оставил ему секретный номер теле-фона, по которому можно связаться с Главным Политическим Управлением (ГПУ) французской разведки и получить от этой Организации любую информацию.

    — И в какой стороне ты бы ни был,

          По какой ни прошел бы траве… —

    пропел капитан, набирая восьмизначный код.

    — Друга ты никогда не забудешь…

              Если с ним подружился в Москве! —

    почти вслух напевает Гвоздяев, пытаясь втиснуть между строчка-ми что-нибудь про Париж, “…который всегда с тобой!”

    Спустя восемь минут после трансляции новостей Иннокен-тий знает в каком отеле, в каком номере и с каким окружением живет посланник иорданского короля.

    Он позвонил в указанную гостиницу и оставил для полков-ника сообщение, в котором настоятельно просил перезвонить по указанному телефону.

    Подпись под сообщением - “Хиляк” (записать русское слово в английской транскрипции оказалось мучительным испытанием для тугодума-администратора) не оставляла сомнений в том, что полковник (кличка “Девственница”) мгновенно сообразит, кто его разыскивает.

    Как на крыльях, радостно возбужденный Гвоздяев пересек площадь Бастилии и вскоре оказался в Марэ.

    Опротивевшие запахи парижской осени исчезли, испари-лись, то ли под выглянувшим солнцем, то ли от избытка адрена-лина в крови разведчика. Он шел по Марэ как будто впервые, восхищаясь неповторимой архитектурой.

    Кто-то сказал, что “архитектура - это застывшая музыка!”, но Гвоздяев считал, что архитектура Марэ - это динамичная картина цивилизации. Появившийся на месте осушенных болот, в самом конце шестнадцатого века, этот район пережил бурные события.

    Богатых аристократов, поселившихся здесь и постепенно разорившихся, сменили еврейские купцы. Они вновь оживили Марэ, активизировали здешнюю торговлю, построили красивые здания школ и синагог.

    Поддавшись обаянию кварталов, Иннокентий замедлил то-ропливый бег и перешел на свой обычный, вальяжный шаг.

    Жил он здесь второй год, “арендуя” квартирку в одном из особняков, который фактически принадлежал Организации. Бу-дучи поэтической, склонной к философствованиям натурой, Гвоз-дяев, проходя этими улицами, где каждый дом - произведение искусства, восхищался старинными фонарями, резными воро-тами, фонтанами и скульптурами во внутренних двориках и ре-шетками оград, ажурный рисунок которых никогда не повторялся.

    Покой старины, сочетающийся с пеной дней современности, наделил этот район гипнотической притягательностью. Антиквар-ные, букинистические лавки в колоннаде площади Вогезов и сало-ны современной живописи; готические церкви, синагоги и по-евро-пейски изысканные дорогие магазины модной одежды; крошеч-ные, элегантные кафе, где по вечерам зажигаются свечи, и шум-ные кошерные рестораны еврейской части; здесь же - ультрасо-временное, из стекла и мрамора, новое здание парижской оперы.

    Возможно, отсутствие в этой части Парижа суетливых турис-тов с фото- и видеокамерами, в толпе которых просто затесаться вражескому агенту, и повлияло на решение тогдашнего руково-дителя советской разведки - тогда еще ЧК - о создании в Марэ се-ти явочных квартир и тайников.

    Совершенно успокоившись, Гвоздяев мысленно листал ста-тью из последнего номера журнала “Science” (“Наука”), посвя-щенную соискателям Нобелевской Премии. Два американца — два Тейлора: физик, который вскоре не оставит камня на камне от теории относительности Эйнштейна, и хирург, победивший СПИД и нащупавший механизм омоложения.

    Гвоздяев - потомственный разведчик, он не считает себя ан-тисемитом: у него много друзей-евреев среди коллег, но от созна-ния того, что эти два…нобелевских лауреата могут ока-заться…

    Как разведчика, Иннокентия больше заинтересовал Харвей Тейлор - хирург, вытворивший чудеса со здоровьем одного из американских политиков.

    Чутье ученого подсказало капитану разведки, что работы американца совпадают с направлением секретных разработок в одном из специнститутов Организации, для которого, собственно говоря, Иннокентий и собирал информацию в далеком зарубежье.

    Однако, похоже, что американец далеко опередил советских

    разработчиков. С этим необходимо было что-то делать. Особый интерес у руководства вызвал тот факт, что практически сразу после удачно завершенного эксперимента на политике, Тейлора похитили арабские террористы, а затем его спасли израильтяне, вскоре сообщившие о его бесследном исчезновении.

    В Центре была выработана гипотеза о том, что доктор Тей-лор работает на израильские спецслужбы.

    Действительно, умело внедренный в благоприятные для проведения скрытых работ в огромной стране условия, практи-чески не ограниченный в средствах, этот ученый довел разработ-ки до завершающей стадии. И вот, в этот-то момент, его шефы решили спрятать его, предприняв все возможное, чтобы отвести подозрения от истинных заказчиков проекта.

    Советский резидент в Тель-Авиве не согласился с этой вер-сией. Он сообщил, что, по сведениям тель-авивской полиции “…гражданин США, Тейлор Харвей вышел из гостиницы «Отель» и не вернулся…”. Три месяца назад! Специалисты из ГРУ, совет-ской Организации, осмеяли это сообщение - в такой стране, как Израиль, даже труп кошки будет немедленно найден и опознан: страна борется с внутренним террором! Как заявляют средства массовой информации Израиля, “израильская Организация - самая лучшая в Мире!”

    Чего только стоит операция, подготовленная и осуществлен-ная Организацией, по уничтожению иракского ядерного реактора!

    Еще и еще раз прокручивая в уме имеющиеся факты, Гвоз-дяев пристально посмотрел в глаза Бомарше. Тот отвечал со сво-его бронзового пьедестала холодной иронией прошлого.

    Советский резидент в Тель-Авиве выдвинул встречную вер-сию: история Харвея Тейлора - дело рук ЦРУ. Поэтому Центр предложил своей агентуре в США, Франции и Израиле проверить все имеющиеся версии.

    Гвоздяев увлекся обстоятельствами похищения Тейлора в аэропорту Орли.

    Неожиданный приезд посланника короля Иордании в сопро-вождении Лайзы Коэн-Мошавник (бывшей любовницы Тейлора, как сообщил резидент из Мериленда), а также некоторые другие, казалось бы, не связанные между собой факты теперь склады-ваюлись в сложную, но четкую мозаику.

    Как обычно, повернув от памятника Бомарше налево, в глубь Марэ, Иннокентий оказался на площади Вогезов. Это са-

    мое очаровательное место, можно сказать, квинтэссенция Пари-жа. Не было дня, чтобы он не забрел сюда, глотнуть трепетной тишины музея Гюго или постоять перед полотнами Пикассо, разглядывая не столько их абстрактные композиции, сколько размышляя над хитросплетениями тайной войны между Орга-низациями разных стран.

    Вечерами, возвращаясь со службы, капитан любил посидеть на вот этой скамейке в сквере, слушая мелодии уличных музыкантов.

    Именно здесь, подле музея Карнавале, он познакомился со своим теперешним компаньоном, человеком необузданных страс-тей, обладателем большого и щедрого сердца - Полем Клота.

    Здесь, на улице Белых Пальто, он в последний раз встретил-ся со своим шефом. Это благодаря разведданным Гвоздяева, пе-реметнувшийся резидент сумел выбить себе приличное кресло на седьмом этаже в Лэнгли и положить на свой (швейцарский) счет квадратненькую сумму долларов…

    “Кто не успел - тот опоздал!” — с грустью вспомнил Инно-кентий студенческую поговорку, которая грозила стать девизом оставшейся в его распоряжении жизни.

    Задумавшись, он чуть не сбил с ног вышедших из бара про-ституток. Дешевые потаскушки бросили ему несколько колких фраз и заржали.

    Гвоздяев повернул за угол, на улицу Сент Антуан. Остава-лось только перейти на другую сторону, но радужный мазок бе-шено мчащихся мотоциклов, рев моторов, треск выхлопов, мель-кнувшие силуэты в черных шлемах, с бликами отражений на чер-ных масках - сделали резную дверь недосягаемой…

    — Козлы чертовы! – ругнулся Гвоздяев, но перешел на фран-цузский и крикнул вслед крутящимся облакам пыли и дыма: — Насекомые! Недоношенные выродки вшивых проституток!

    И потрясая рукой, в которой все еще была газета, он увидел, что плащ вымазан заплесневелой штукатуркой. Видимо, укло-няясь от мотоциклистов, он прижался к стене.

    Есть, от чего возмутиться: непредвиденный расход на хим-чистку здорово подорвет его, и без того хлипкий, бюджет.

    — Козлы-ы-ы! — нарушая закон конспирации, прокричал он по-русски, с раздражением укладывая под съехавший набок бе-рет непослушную прядь.

    Настроение, как и плащ “От Фарбера”, оказалось испорчен-ным. Сопровождаемый любопытствующим взглядом консьержки,

    немолодой и ворчливой особы, он поднялся по устланной ковром лестнице. Каждая ступенька этой лестницы превращалась в барьер, за которым оставался капитан советской Организации, Иннокентий Гвоздяев со всеми своими проблемами и все четче вырисовывался типичный парижанин, служащий фармацевти-ческого концерна, Эжен Прати.

    Поднимаясь все выше на свой третий этаж, Эжен представ-лял себе гостиную с высокими потолками, окна которой выходят отнюдь не на Нотр-Дам, а в серую убогость двора, с балконом, ванной и старомодной кроватью с медными шишечками на спин-ках… О, эта кровать!

    Он вспомнил, что Поль обещал прийти сегодня пораньше, чтобы провести вечер вдвоем, как он ворковал, по телефону: “вдвоем и при свечах...”

    Дверь оказалась незапертой.

    Поиграв длинным ключом - дирижируя звуками моцартов-ского квартета, доносящимися на лестницу вместе с запахом жа-реных цевисов, Эжен, насвистывая, вошел.

    — Добрый вечер, дорогой! — встретил его ласковым взгля-дом, Поль. — Устал?

    Он помог снять Эжену плащ и, обняв за плечи, поцеловал в губы.

    — Да, милый. Сегодня был трудный день. Да еще эти при-дурки на мотоциклах… Вот, посмотри, — сказал он, огорченно по-казывая вымазанный рукав плаща.

    — Не переживай! Это что, проблема? Пока ты будешь прини-мать ванну, я вычищу этот пустяк! Да, у меня для тебя сюрприз!

    — Уже знаю: жаренные цевисы, мои любимые!

    — Нет!

    — Но так вкусно пахнет...

    — Ирландское рагу, дорогой!

    — О, ты великолепен!

    — А к нему...

    — Бутылочка “Бурбондского”?

    — Но! “Пьянти”, 1867 года!

    — Мое любимое “Пьянти”... Как ты мил… Но позволь, я все-таки приму ванну. Да, я прошу тебя - если зазвонит телефон - не поднимай трубку. Я жду звонка... Важного звонка... Понимаешь?

    — Я вовсе могу уйти! — вспыхнул Поль.

    — Ну вот, ты снова обиделся!

    — Если ты завел кого-то на стороне — пожалуйста, но не де-лай при этом из меня идиота!

    — Поль, дорогой… Я тебя очень люблю... Я не хотел бы до-ставлять тебе страданий ревности. Это исключительно деловой разговор и тот, кто будет звонить, обязательно должен услышать мой голос.

    — Ты всегда думаешь только о себе!

    — Только мой голос - иначе… Иначе он может не…

    — Иначе он найдет себе другого?! — съязвил обиженный Поль.

    — Иначе сорвется важная сделка. Это работа, понимаешь?

    — Да, понимаю, Ты только работой и занят!

    — Ну, вот и отлично! Надеюсь, я доставлю тебе сегодня не меньше радостей, чем ирландское рагу, милый! - донеслось сквозь плеск воды…

    На больничной койке, отвернувшись лицом к стене, лежит Ольга. Тонкие, восковые в своей неподвижности пальцы застыли, смяв крахмал простыни.

    Она почти не укрыта, и растерянному, огорченному взгляду Ника открыты заострившиеся лопатки, узловатые бугры позво-ночника, раздавшаяся решетка ребер, которая растянула бес-цветную, в веснушках, кожу.

    Даже со спины виден невероятно большой для такого хруп-кого тела живот.

    По слабым толчкам в синих прожилках вен можно догадать-ся, что в этом существе еще теплится жизнь…

    Солнце скользит по тонкой шее, наполняет матовым свече-нием хрящики ушей, в тусклое золото окрашивает седину поре-девших волос, кое-как перехваченных аптекарской резинкой. Ник знает, что Ольга не повернется, не скажет ни слова. Он тоже будет молчать… Посидит немного и уйдет, бережно опустив на подушку, напротив ее глаз, принесенный цветок. Она не ше-лохнется, не вздохнет.

    “Уже три месяца, — подумал Ник. — С того самого дня…”.

    Ольга вернулась после ареста в связи с Харвеем, другой. Дру-зья ее возмущались методами полиции и поведением хирурга.

    — Он использовал ее только для прикрытия своих темных делишек! — говорили одни.

    — А, может, он ни в чем не виноват? — говорили другие. — Вот Олька, она ведь, ни в чем не провинилась, а как они с ней обошлись, а?!

    Ольга не принимала участия в этих спорах, казалось, она даже не слушала обращенных к ней слов.

    Она не жаловалась, не плакала, и было похоже, не ждала письма или звонка от Харвея...

    После той страшной ночи, когда ее арестовали и увезли в полицию ее соседи, Роза и Осип, заболели. Заботы о них погло-тили ее всю, без остатка. Она все меньше следила за своей внешностью и стремительно худела. Что-то съедало ее изнутри. Беременность, которая вначале сделала Ольгу очаровательно-красивой, превратила ее в изможденную старуху с лицом, исчез-нувшим в глубоких складках морщин. Только глаза ее горели каким-то странным огнем в провалах глазниц.

    Со стороны казалось, что Ольга погружена в глубокий сон: ухаживает ли за стариками, делает ли покупки, занимается ли уборкой - без эмоций, без улыбки, без разговоров. С отсутст-вующим, витающим где-то не здесь взглядом. Словом, как во сне. Но однажды она пробудилась. Это было в тот день, когда в иеру-салимском отеле “Дипломат”, превращенном в общежитие для самых бедных еврейских иммигрантов из СССР и Эфиопии, по-гибли ее близкие друзья.

    В тот майский день один еврей-эфиоп зарезал другого ев-рея-русского. Убитый оказался профессором физики, ольгиным сокурсником по Университету. Он работал на уборке улиц - этим поддерживал жену, безработного филолога и двоих детей - маль-чика и девочку.

    Увидев труп мужа и кровь на асфальте, его жена перерезала себе вены и скончалась.

    В этот день, когда они вернулись с похорон…

    В тот черный майский день они вернулись с похорон… Они вернулись с похорон... С незанавешеных окон струился тихий пе-резвон… Цикад? Но, может быть, метели? Они пришли и за стол сели. Две пары детских глаз на них глядели... Ну, как им объяс-нить: “осиротели”... Не прикоснется к детской колыбели отца иль матери рука, что не сойти им никогда с последней фото-графии, на карусели… А мы пришли. И за стол сели. Как в жутком сне - осоловели. И только Ольга ожила: “Если б умела - прокляла!”

    Звякнуло о край стакана горлышко бутылки, выдаивая из се-бя горькую влагу.

    — Евреи не справляют поминок, — сказал Эммануил.

    — Замолчи, Эмик. Мы для них - не евреи...

    — Это они для нас - не евреи...

    — В каждом народе свои гении, свои дураки и свои убийцы. И мы один народ…

    — Замолчите, замолчите! — вскричала Ольга. Она просто неузнаваема - румянец украсил ее просветлевшее лицо, спина выпрямилась.

    — Кто-то же, создал это... когда от беспросветной жизни, эх, и слово-то не подходит! Когда в жалком существовании один ев-рей поднимает нож на другого! Кому-то это выгодно!

    — “Ведь если звезды зажигают - это кому-нибудь нужно!” — вставил Ромка.

    — А ты заткнись со своими цитатами!

    — Нет, в самом деле, ребята, — заговорила жена Генриха, — вы можете пройти с детской коляской по тротуарам в Иеруса-лиме? Только протиснувшись как-то сквозь стоящие на тротуаре машины! Или в Тель-Авиве?

    — Да причем здесь это?

    — А при том, — на ее глазах вновь выступили слезы, — каж-дая машина, стоящая на тротуаре, это психология личности!

    — Ты что, философ?

    — Едва ли найдется страна, конечно кроме любимой Эрец-Исраэль, где тротуары отданы машинам, а не людям! Здесь глав-ное — не человек, а символ его богатства - машина!

    — Да угомонись ты, в такой день... Тротуары, машины!

    — Угомонись? Сам “угомонись”! Вчера меня с малышом чуть не сбила машина!

    — На тротуаре, что ли?

    — Дурак ты, Эммануил, хоть и числишься программистом!

    — Шла я с шука, сами понимаете, в коляске - малый, все ру-ки заняты кульками, а тут машин понаставили - не пройти! Ну, я и говорю одному такому, который весь в золоте...

    — Сабре, что ли?

    — Ага, сабре. Говорю так ласково: “Простите. Вы поставили машину на тротуаре. Чтобы вас обойти с коляской, мне надо выйти на проезжую часть. Нельзя ли как-то…”

    — И все это ты говоришь ему на иврите?!

    — Эммануил, Мара получила высший бал на экзамене по ивриту!

    — И что, нашла работу?!

    — Да, говорю ему на иврите, а ты думал?

    — А он?

    — Сабра ответил: “Мне так удобно! И моей машине!”

    — А ты?

    — Что “я”? Я, со своим тиночком в коляске, стала объезжать ЕГО и ЕГО машину. Естественно, мне пришлось сойти с тротуара на проезжую часть. Конечно, на меня тут же выскочила машина!

    Мрачно глядящая в стакан Ольга, неожиданно вскочила и закричала:

    — Ты, сабра! Еврей, неудобно для всех стоящий на тротуаре с собственной машиной, со своим, ебаным богатством, говорит мне, еврею, что тебе наплевать на моего тиночка, которого может сбить машина, и что тебе, сука, на все и на всех плевать, конечно, кроме твоего собственного “Я”! Какого ж ты, блядь, отношения ждешь от меня…

    — От нас всех, которые приехали из Советского Союза…

    — С любовью и состраданием к этой стране…

    — Которые приехали из СССР сюда, хотя могли уехать в Штаты или Австралию…

    — В цивилизованные страны и жить там припеваючи!

    — Но приехали мы, к ТЕБЕ, — перекричала всех Ольга. — К вам, как ваша пропаганда заявляет на весь мир:«На свою исто-рическую Рродину!», а ты, падло, надев кипу и не веря ни во что, кроме денег, кроме этих проклятых долларов и бриллиантов, не чувствуя то Великое, о чем и вслух-то не говорят, но чем свя-та эта земля, ТЫ норовишь обмануть меня на каждом шагу…

    — Всовывают, понимаешь, полубрак с гарантией, а когда че-рез день приходишь и просишь заменить, потому что брак, и по-казываешь ими же выданную гарантию, - не только не меняют бракованное на хорошее, но оскорбляют меня, кричат: “Взял и уходи! Вызову полицию и надену наручники!”

    — Успокойся, Генрих. Подонок может быть и в кипе и в чал-ме, и в буденовке!

    — Да замолчите же вы, умники! Дайте Ольге сказать!

    — Страшно… Приехали на “РОДИНУ”, к “БРАТЬЯМ”! И что же, что?! Талантливый ученый погибает от ножа “брата”-полуди-каря… Другой выбрасывается из окна на асфальт... Кто-то режет себе вены… Господи, прости меня! Прости, не понимаю путей твоих, не понимаю братьев моих! Страшно… Нас ненавидели везде… Нас убивали… фараоны, сталины, гитлеры, арабы… Но здесь, Господи! На твоей земле! Нас убивают и ненавидят евреи!

    Бросив обвинение в морду гипотетического сабры, Ольга за-молчала, выдохлась. Они всю ночь проговорили, поминая погиб-ших друзей, а на следующее утро...

    А на следующее утро она пришла в больницу, чтобы сделать аборт. Дождавшись своей очереди, она вошла в кабинет, букваль-но с порога заявив о цели прихода.

    — Да-да, конечно! Проходите, пожалуйста… — доктор уса-дил ее, предложил воды.

    — Я хочу уничтожить это! Я хочу сделать аборт! — восклик-нула она.

    — Нет проблем, только не волнуйтесь.

    — А я и не волнуюсь! Я хочу избавиться от... от ЭТОЙ ГА-ДОСТИ!

    — У вас есть разрешение?

    — Я уже взрослая! Мне не нужны ни чьи разрешения!

    — У вас есть разрешение раввината? — доктор тихо раздра-жался, предчувствуя, что с этой… русской… будет трудно.

    — Какое еще, к чертовой матери... — на этих словах жен-щина осеклась, подавилась ими.

    Лицо ее вспыхнуло, зарделось. В ее истерике возникла се-кундная пауза, и доктор потянулся к телефону. Ольга осеклась - страшная догадка пронзила ее сознание, и как бы со стороны она услышала свой изменившийся голос:

    — Какое разрешение?! — телефон все еще был недосягаем, доктору становится душно. — А изнасиловали меня тоже - с чье-го-то разрешения??!! РА3РЕШЕНИЕ! Я самостоятельная женщи-на, которую… Дьявол изнасиловал без разрешения раввината!!!

    — Тогда…— доктору все труднее дышать...— Тогда мне нужен... протокол…из полиции...И...хо...да…тайство… из союза… женщин...

    — Я ТРЕБУЮ ИЗБАВИТЬ МЕНЯ ОТ… ЭТОГО ДЬЯВОЛЬСКОГО СЕМЕНИ НЕМЕДЛЕННО, ПОНЯЛ? — она вскочила, отчаянно жести-кулируя.

    Доктор испугался. Он так и не смог поднять телефонную трубку - тело его оказалось скованным, неподвижным в непрони-цаемом панцире липкого пота.

    — Хорошо…— преодолевая удушливый страх, заговорил он, — но вы… знаете... в таком сроке бере... не делают аб…

    — Это не аборт! Это убийство ДЬЯВОЛА!

    — На таком сроке бере... не делают аб…

    — Делай сечение! Я ТРЕБУЮ СЕЧЕНИЕ! — орет женщина, в

    поисках ножа мечась по кабинету.

    — Хорошо, хорошо... Только… надо... анализы…

    — Так делай! — волосы ее взметнулись, глаза засверкали, изо рта брызнула пена.

    Крик доктора застрял в сцепившихся челюстях: ее живот… Ее живот почти мгновенно раздулся, мелко завибрировал и в сле-дующую секунду в этот вздрагивающий живот ударил ослепля-ющий золотисто-желтый луч.

    Заслышав истерические крики, к двери кабинета сбежались сотрудники. Спустя несколько минут все были без сознания. Только несколько человек с верхнего этажа избежали отравления аммиаком, бело-голубые валы которого выползали сквозь щель дверного проема.

    Район, в котором расположена клиника, объявили закрытым. Особое подразделение сил безопасности, оснащенное средства-ми химической защиты, взломав дверь, проникло в кабинет.

    К большому удивлению врачей, из реанимационного отде-ления только роженицу удалось вернуть из состояния клиничес-кой смерти. Она и ее плод не пострадали…. В крови каждого из свидетелей страшного происшествия обнаруживались какие-то странные, золотисто-желтые кристаллы.

    Ольгу оживили. Но с того дня она лежала неподвижно, от-вернувшись к стене, не произнеся более ни одного слова.

    “Черная бабочка ночи, прикоснувшись ко мне следом своих крыльев, растворилась в полыхании алых лепестков, оставив меня одного в пекле бессонницы…

    Черная бабочка, вернись! Укрой и усыпи меня… Подари мне сон, в котором я буду с любимой…”

    Дрожащее марево высокой температуры превращает меди-цинскую сестру, склоненную над разметавшимся по койке Хар-веем, в размытое белое пятно. Встревоженный тяжелым состо-янием больного, Каримов вторые сутки не покидает госпиталь. Зеленое пятно его формы смешивается с белыми пятнами меди-цинских халатов.

    Белые пятна на зеленой траве… почему так много людей слушают симфонический концерт, сидя и лежа на траве?.. Ты любишь босиком бегать по траве, значит ты где-то здесь... ря-дом... Я стараюсь разглядеть твою улыбку, но она обращена не

    ко мне: ты смеешься какому-то парню, изредка оборачиваясь… Я зову тебя, зову тебя... Нет. Это - не ты. Ты - далеко… это бежит навстречу наш сын! Как он вырос! Но я никогда не видел его младенцем, почему? Где же я был все эти годы? Он родился, когда я ушел? Я зову его, зову его, зову его - не слышит, пробе-гает мимо… …взрывы, выстрелы... Атака началась?! ...нет, это фейерверк, по случаю праздника, ведь сегодня - Четвертое Июля... как полощется на ветру звездно-полосатый флаг! ...но мне не холодно... Я наконец-то получил письмо от тебя... вот оно, в боковом кармане... только не пропустить три зеленые ра-кеты… это сигнал... Я… Вот они! Надо идти...

    Ухожу далеко по дороге, которая снится... Не беру ничего: только, трепет любимых ресниц... Все равно, не живу… Так неси же меня, колесница, неприкаянных снов, приходящих ко мне наяву…

    — Воспаление легких плюс острое кишечно-желудочное от-равление, по всей видимости, волчьей ягодой…

    — Вы это мне уже докладывали, хватит! Я хочу видеть его здоровым и - как можно быстрее!

    — Мы приложим все усилия…

    — “Мы”, что “мы”? Ты, лично, отвечаешь за американца, по-нял? — генерал жестко сверкнул глазами на побледневшего, как медицинский халат, офицерика и, чуть не опрокинув штатив с капельницами, вышел. Грохот его каблуков эхом вознесся к под-земным сводам и замер, так и не достигнув поверхности.

    Next >>

     1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57   58   59 

    Главная
    Доска объявлений
    Реклама в Израиле
    Учеба в Израиле
    Работа в Израиле
    Чат
    Бизнес-клуб
    Знакомства
    Только для взрослых
    Классическая музыка
    Культура
    Литературный Курьер
    Субботние свечи
    Полезные ссылки
    Архив

    Новинка!
    hebrew book


    Учеба в Израиле
    Информация об израильских высших учебных заведениях - университетах и академических колледжах.Подготовка к поступлению в университеты и колледжи (курсы психометрии).
    А также: курсы иврита, английского языка, компьютерные курсы, курсы бухгалтеров, секретарей, турагентов, курсы альтернативной медицины.
    Полезные ссылки.

    Работа в Израиле
    Самая большая подборка ссылок на доски объявлений, бюро по трудоустройству, сайты по поиску работы в Hi-Tech в Израиле.

    МАГАЗИН ПО ВЯЗАНИЮ
    "Питанга" - специализированный магазин по вязанию, вышиванию и валянию.
    ул. Ротшильд 1, Ришон Ле-Цион,
    тел. 03-9500515
    www.pitanga.co.il

    Newman Center


    SpyLOG

     

    Мне нравится сайт Courier.co.il

    Newman Center