Роман Виктюк – вечно 19-летний человек солнца

Наша беседа началась в 10 утра. Для многих творческих людей – это несусветная рань, когда не все еще проснулись, не говоря о том, чтобы к этому часу выбраться из постели. Но на мой звонок ответил энергичный молодой голос, с первых секунд заражающий оптимизмом. И все же от вопроса я не удержалась.

- Роман Григорьевич, честно говоря, ожидала услышать заспанный голос недавно пробудившегося человека. Вы всегда встаете рано?

- Я встаю рано, как солнышко в Израиле. Кстати, у вас надеюсь подниматься в 5 утра и ждать этот восхитительный миг пробуждения всего вокруг. Меня солнце вдохновляет, сегодня в Москве солнечно, и это дарит мне новый прилив энергии. А в Тель-Авиве всегда с восторгом распахиваю балкон и любуюсь на море, в котором купаются солнечные лучи. Ау, Израиль, я к вам лечу!

- Роман Григорьевич – вы совершенно нетипичный человек. Ведь в 76-ть большинство занимается подведением итогов, а вы в моем восприятии совершенно молодой, фонтанирующий идеями. Как удалось сберечь такую энергию – это гены или физическая закалка?

- Это творчество, неутоленность духа. Мне всегда 19-ть и ни годом больше. Если ты, как режиссер, теряешь это чувство молодости и новизны восприятия мира, считай, ты умер. Тебя как личности нет. Не может творить человек, уставший от жизни, которому перестали быть интересны все ее проявления. Я же не устаю восхищаться этим даром. И когда меня спрашивают о счастье, я говорю, что каждый прожитый день – это уже невероятное счастье, я постоянно живу с этим ощущением. И ничего не могу с ним поделать! Это творческие крылья, дающие ощущение полета. Я проснулся – и лечу!! Это чувство снимает все преграды, все условности, все наносное, все сковывающее. Только так можно ощутить блаженство от пребывания на земле.

- Роман Григорьевич, меня, не скрою, восхитила идея отметить в марте День театра "Ночью в театре Романа Виктюка". Что вас натолкнуло на эту мысль: ночные мероприятия западных музеев, когда все желающие совершенно бесплатно могут прийти и насладиться красотой?

- И да и нет, ведь театр – это непосредственное общение, мы же приблизили его максимально. Мы показали театр во всех его проявлениях. Программа была необычайно обширная, и все прошло фантастически: люди приходили, и уходили, это центр Москвы, и у нас побывало много народа. Актеры труппы работали на невероятном подъеме, представление начиналось прямо у входа. Тут был и вокал, и хореография, и кусочки репетиций и отрывки разных спектаклей - "Служанки", "Давай займемся сексом", "Маскарад маркиза де Сада". Мы победили! Получилось настоящее приобщение к театру. Надеюсь, этот проект перейдет в ежегодный формат.

- Поскольку это действо было бесплатным, то встречный вопрос: как вы вообще относитесь к благотворительности и на кого она, в первую очередь, должна быть направлена?

- Ответ с моей стороны однозначный, в первую очередь в благотворительности нуждаются дети. Театры, к моему глубокому сожалению, сейчас мало этим занимаются. Хотя в России всегда существовала прекрасная традиция детских театров, они были в каждом достаточно крупном городе. В моем театре был создан специальный детский спектакль "Кот в сапогах". Это спектакль на стихи прекрасного, но мало звучащего сейчас со сцены поэта Серебряного века Михаила Кузмина, который написал по мотивам сказки Шарля Перро свою пьесу, привнеся в сюжет иронию и легкость, свойственную итальянской комедии масок. До нас его в России никто не ставил. Это пьеса о доброте и любви, и дети просто фантастически все воспринимают и понимают. Я ведь в 1965-м начинал свою творческую биографию со Львовского ТЮЗа, где мы вместе работали, к сожалению, с ныне покойным Богданом Ступкой. И он, как и я, прекрасно понимали, что воспитание взрослого зрителя начинается в детстве. Дети должны взрослеть вместе с театром, тогда они будут способны воспринимать все богатство мысли, заключенное в высоком лицедействе. Но вначале человек должен театр полюбить. И только тогда его можно воспитать и поднять на уровень взрослого зрителя.

- У вас ошеломительная сценография, такой хватит на нескольких театральных режиссеров. Театр - это ваша единственная любовь? Не думали о том, чтобы взяться за кинопроект? Ведь ваши мизансцены, костюмы, пластика, которой вы добиваетесь от актеров просто просятся в кадр...

- А я уже снимал кино, в 1978 мы сделали фильм по пьесе "Игроки" с Валентином Гафтом, Александром Калянгиным, Риточкой Тереховой.

- Вот так так! Увы, это прошло мимо меня, я его не видела, но теперь непременно посмотрю.

- Да, были и другие фильмы-спектакли. С той же Тереховой и Виторганом по пьесе Шекспира, и "Манон Леско" и по пьесам Рощина, и Тенесси Уильямса, и "Баттерфляй". Я уже и не упомню всего – но точно переваливает за десяток. Могу поделиться своей задумкой. Очень хочу запечатлеть величайших наших старух, не тех уже ушедших МХАТовских, а нынешних – гениальных и энергичных. Я для них специально в театре Сатиры поставил пьесу Альдо Николаи "Реквием по Радамесу". Спектакль идет уже год. Эти актрисы феноменально гениальны – Верочка Васильева, Ольга Аросева, Лена Образцова. Моя задача – оставить их игру на пленке.

- Наверное, это значит подарить им вечность...

- Но они же того достойны. Боже, как они играют! А знаете, что они мне говорят, когда нам случается вместе выходить на поклоны? "Каждый спектакль ты продлеваешь нам жизнь еще на один день". Мне безумно обидно, что так мало пьес для талантов их возраста, поэтому я хочу успеть снять для телевидения их игру в "Реквиеме". Сейчас каждый спектакль идет с аншлагом. Мне жадно хочется успеть.

- В интернете кочует фраза, как-то сказанная о вас бывшей сокурсницей, прекрасной актрисой Валентиной Талызиной. Она назвала вас "гениальным славянским режиссером".

- Ну это ничего. Она про меня и не такое говорит (смеется). Наверняка, обижается, что не ставлю для нее спектакли. Но у нас были прекрасные работы. Та же "Царская охота" Зорина в театре Моссовета у Завадского. И еще в том приснопамятном спектакле по пьесе Перушевской "Уроки музыки". В Моссовете ее поставить не дали, тогда я ушел в Студенческий театр МГУ. Я был первым, кто поставил Петрушевскую, хотя мне говорили, что ее пьесы вообще никто и никогда не решится ставить. А я решился. Правда, спектакль просуществовал всего полгода, потом партийное начальство его закрыло, как и весь театр, а меня выгнало. Но Валя там была на высоте. Она чудо.

- Ох, Роман Григорьевич, вы сразу несколько тем задели, о которых хотелось выспросить поподробнее. Давайте по порядку. Вначале о Юрии Завадском, о котором существуют разные мнения, а какие отношения были с ним у вас ?

- Прекрасные. Более того, многим вещам как режиссер я обязан именно ему и Эфросу. А Юрий Александрович, что он делал крайне редко, разрешал мне ставить так, как я хочу. Практически не вмешивался. Именно так появилась "Царская охота", которая до сих пор идет на сцене Моссовета.

- Скажите, есть ли такие замыслы, которые со времен ученичества у Эфроса и Завадского вам так и не удалось реализовать?

- Нет, таких нет. Все что задумывал, я непременно воплощал. Меня изгоняли в одном месте, а я улыбался и шел в другое. Другой бы сломался. Но где все те "запретители" сейчас? А я по-прежнему работаю и ставлю спектакли, имею свой собственный театр. Нет, если греет неутоленная жажда творить, ее ничем не сломишь.

- А с Людмилой Петрушевской вам впоследствии удалось поработать еще?

- Нам удалось дружить, чему я безмерно рад. И при любой возможности мы стараемся пересекаться. В конце концов, я ее первый мужчина (смеется), тот который представил ее публике, театру, миру. Я многие пьесы, которых боялись в официальных театрах, ставил первым – и Зорина, и Вампилова, и Рощина.

- Скажите, Роман Григорьевич, вы не задумывались о преемнике? Есть ли под солнцем такой человек, которому бы вы без боязни могли передать Театр Романа Виктюка?

- Зачем же мне его кому-то передавать. Мне все еще 19 лет, и, как мы уже говорили, режиссеру не должно быть больше, у него должна оставаться молодая жажда жизни, любопытство, интерес, стремление к познанию, видение новых вершин. Иначе он перестает быть режиссером. А мои ученики – вон их сколько рядом! Да и не думал я о таких вещах, и не собираюсь думать. Все мои мысли о другом – о новых спектаклях. О том, что еще можно сделать по-другому в уже казалось бы отрепетированных до последней запятой пьесах.

- У вас есть поистине уникальная награда – премия Института итальянской драмы, которую иностранцам в принципе не вручают. Как же вы сподобились? Итальянцы признали в вас соотечественника?

- А черт его знает! Мне ее вручили за достижения в области режиссуры. Тогда же вручали награду и ныне, увы, покойному прекрасному итальянскому актеру Марчелло Мастроянни за большой вклад в кинематограф. Как уж там они все решали – не знаю.

- В связи с этим два вопроса. Вы знаете свои корни, скажем, этимологию фамилии Виктюк?

- А как же! Хотя у меня на этот счет своя теория. По-украински "век" – это "вiк", а "тюк" значит "затюканный". Вот так у меня по судьбе – весь век затюканный. И живу я вопреки всем препонам, но не озлобляюсь, обхожу их и дальше иду.

- А вы по натуре космополит, человек мира? Или есть на земле такое место, где душа отдыхает?

- Работаю я везде, но родной для меня был и остается Львов. Вы там бывали? Это и радость моя, и мое отдохновение. Как ребенком его полюбил, так до сих пор он не отпускает. Наверное сам Боженька сподобил мне там родиться. И есть там еще одно место заветное – Лычаковское кладбище, там и папа с мамой, и другие близкие мне люди.

- А как вам приходят в голову разные режиссерские приемы?

- Да по-разному. И во сне, и наяву, и у других коллег учусь, не обязательно у тех, кто ставит драматические спектакли. Я вот только вчера вернулся из Швеции, где смотрел совершенно фантастическую, просто гениальную постановку балета "Ромео и Джульетта" Матса Эка. Это была премьера. Музыку Эк составил из разных произведений Чайковского. И как он сам говорил, действие навеяно арабской весной. Начало - это батальное полотно с сигвеями, развевающимися плащами, со знаменем-Джульеттой, которую на руках носят по сцене. Совершенно невероятно решен финал – гибель молодой любви как победа, и ее символ – буква "V" – виктория – возносят десятки ног актеров, занятых в спектакле. Такая постановка воодушевляет.

- Вы везете в Израиль относительно новый (премьера состоялась в середине марта – прим.ред.) и необычайно яркий спектакль Андрея Максимова "Маскарад маркиза де Сада", где главным рефреном проходит тема рабства. Вам это чувство ведомо?

- Спектакль еще и о внутренней свободе человека-творца, и о его взаимодействии с властью. Мы показываем, что 7 лет тюрьмы маркиза де Сада не сломили, не заставили прогнуться, хотя его и оклеветали, ведь все те скабрезности, которые якобы выходили из-под его пера, на самом деле под его именем сочинял начальник тюрьмы. Тут много разных мотивов. А Дима Бозин, Саша Дзюба, Людмила Погорелова - да все ребята играют фан-та-сти-чес-ки! Так что приглашаю всех на спектакль!

- Роман Григорьевич, если позволите, еще один, последний вопрос. Уж не знаю, в сундуке ли , в столе или портфеле вашем режиссерском хранится ли новая заветная пьеса, о которой еще мало кто знает, но над воплощением которой вы уже работаете?

- Мы сейчас делаем сенсационную постановку по пьесе американского автора, в основу которой были положены реальные события, точнее реальная судьба женщины, певицы, которая не умела петь. Она не обладала чувством ритма, не попадала в ноты, но чье стремление петь и выражать себя было так сильно, и столько жара и чувства было в ее пение, что в итоге в 20-30-е годы она выступала на лучших подмостках Америки. И даже пела в Карнеги холле. И ее называли несравненная. Вы можете себе представить, как это сложно? Дима Бозин, который сам прекрасно поет, сейчас учится петь мимо нот, фальшивить. Он разучивает таким образом арии из оперы "Лакме" Лео Делиба. Это невероятно трудно, но тем интереснее результат, к которому мы стремимся.

- Роман Григорьевич, спасибо. Удачи вам во всем, и аншлагов вашим постановкам!
Елена Склярова



Источник - mignews.com