Спецслужбы мира. Моссад

Каждый агент “Моссада” живет с ощущением, что именно от него зависит судьба нации и еврейского государства, что именно он находится на передней линии фронта. Такую работу невозможно делать только ради денег, пусть даже очень больших денег. Так люди “Моссада” превращаются прежде всего в “людей миссии”, и так они делают историю.

12 ноября 2012 года по Первому каналу ИТВ состоялся премьерный показ документального фильма “Сфатаим хатумот” (“Запечатанные уста”). Формально фильм приурочен к 85-летию бывшего главы “Моссада” Ицхака Хофи, однако Ярин Кимор и Дорит Стрик, создатели ленты, явно не уложились в заданные рамки. В результате у них получился фильм о “Моссаде” вообще – о его методах работы, о людях, составляющих костяк этой спецслужбы, о судьбе разведчиков. Учитывая, что многие наши читатели в силу целого ряда причин, вероятнее всего, этот фильм не посмотрят, мы решили рассказать о нем чуть подробнее, чем это принято в обычной рецензии

Прежде всего, наверное, стоит коснуться фигуры самого Ицхака Хофи, более известного израильтянам под прозвищем Хака, которое он получил в армии. Выбор этого человека в качестве главного героя фильма не случаен, это типичный глава израильской внешней разведки – в том смысле, что вы, встретив его на улице, никогда не подумали бы, что этот пожилой человек с характерным лицом “русского” еврея, с лысиной, с нависающим над ремнем брюшком, с бабелевскими очками на носу, этакий Пан бухгалтер из “Кабачка 13 стульев”, – глава одной из лучших разведслужб мира.

“Впрочем, что значит, одной из лучших?! – усмехается в камеру Меир Даган. – Кто это измерял?”. Нет, никто, конечно, не измерял. Но вместе с тем в фильме медленно, но верно до зрителя доводится мысль, в чем состоит уникальность “Моссада”: это единственная в мире спецслужба, которая работает не только на интересы государства, но и на интересы целого народа и его религии. Да, и религии, потому что, нравится это кому-то или нет, без иудаизма нет еврейского народа.

Еще одно важное отличие “Моссада” от других спецслужб – цена проводимых им операций и их значимость. Деятельность внешних разведок России, Франции, Великобритании и других стран это прежде всего вопрос престижа, политического влияния, возможности для манипуляций и т.д., объясняет в фильме Нахум Адмони, экс-глава “Моссада” (1982-89 гг.). Допустим, разведчики этих стран не добыли той или иной ценной информации или вместо нее добыли дезу. Что ж, обидно, конечно, но это еще не катастрофа. Россия, Франция, Великобритания спокойно продолжат свое существование, и никто из рядовых граждан провала отечественной разведки не заметит. Для Израиля же добыча данных о деятельности его потенциальных противников – вопрос жизни и смерти. И для государства, и для отдельных его граждан.

Ицхак Хофи (а позже и Меир Даган) поначалу был чужаком в этом братстве разведчиков, говорящих на собственном арго, смешавшем в себе слова из идиша, арабского и языков десятков стран, где им приходилось работать. Хофи пришел в “Моссад” из армии – в 1973 году он командовал Северным военным округом. Еще в начале того года Хака понял, что сирийцы готовятся к войне, и стал посылать в генштаб донесение за донесением. Ему, разумеется, не верили, как не верили, увы, и целому ряду других генералов, оказавшихся провидцами. Но Хака был уверен в своей правоте и, стиснув зубы, продолжал готовить округ к войне. Многие считают: то, что в октябре 1973 года ЦАХАЛу удалось сначала остановить сирийцев, а затем перейти в наступление, было чудом. Это и в самом деле было чудом, во многом ставшим возможным благодаря генералу Ицхаку Хофи, сыну полунищих репатриантов из Одессы.

Возглавив “Моссад”, он почти полтора года только входил в должность, предпочитая учиться и полагаться на мнение своих заместителей и начальников отделов, и лишь затем стал принимать активное участие в разработке операций. Именно Хофи ввел в “Моссаде” так называемую плоскую пирамиду, с одной стороны, сохраняющую иерархию, а с другой, позволяющую любому участнику операции при необходимости напрямую обратиться к самому руководителю “Моссада”.

Когда речь шла об особо ответственной операции, за день до ее проведения Хофи появлялся на конспиративной квартире. Вместе с участниками оперативной группы резал салат, выпивал стопочку, мыл посуду… Присутствие командира действовало на людей успокаивающе. Потом Хофи, как правило, лично наблюдал за тем, как проводится операция: стоял, например, в нескольких десятках метров в парике и с усиками, старательно изображая случайного прохожего.

А операций за 8 лет его пребывания на посту главы “Моссада” было немало. Хофи должен был претворить в жизнь принятое при его предшественнике Цви Замире решение о ликвидации всех

террористов, причастных к планированию и осуществлению убийства израильских спортсменов на Мюнхенской олимпиаде. Премьер-министр Менахем Бегин обязал его продолжить преследование и ликвидацию нацистских преступников по всему миру. А еще – доставить в Израиль евреев из Эфиопии, добыть сведения об иракском ядерном реакторе, наладить близкие отношения с королем Марокко Хасаном Вторым, чтобы тот выступил посредником между Израилем и Египтом, помочь ЦАХАЛу в осуществлении операции “Энтеббе”.

Каждая из этих операций стала историей. Даже не историей – легендой. А ведь есть то, о чем мы ничего не знаем и не узнаем еще долго. Не раз и не два Хофи и другие сотрудники “Моссада”, когда им задавали “неудобные” вопросы, либо делали вид, что не понимают, о чем идет речь, либо коротко отвечали: “Эйн тгува”. Без комментариев, мол. Но ответом на вопрос о том, были ли ликвидации террористов, о которых мы не знаем, следует считать кивок головой: было, и еще сколько! Были ли провалы, которые остались нам неизвестны? Снова кивок: были, и еще сколько! Более того, нередко они оставались незамеченными даже теми, против кого была направлена операция.

“Без провалов не обходится ни одна разведка”, – говорит один из героев фильма. Поэтому об эффективности работы спецслужбы судят не по ее провалам и успехам, а по их соотношению.

О том, как Хофи руководил “Моссадом”, в фильме вспоминает сотрудник, которого до сих пор можно называть не иначе как Майк. Майку была поручена операция по вывозу эфиопских евреев в Израиль. Для ее реализации он набрал группу товарищей, но они все до единого были забракованы психологами. “Слишком неуправляемы, слишком самоуверенны, слишком самостоятельны. Это не группа, а какая-то банда морских пиратов!” – возмущались психологи. Но Майк заявил, что ему нужны именно такие люди (ибо он и сам такой), и Хофи дал свое “добро”.

В течение короткого времени группа создала в Судане лагерь для туристов, под прикрытием которого совместно с легендарным 13-м отрядом осуществлялся тайный вывоз эфиопских евреев. Однажды лодки с ними были замечены суданцами, и по ним был открыт артиллерийский огонь. Ицхак Хофи отдал приказ свернуть операцию, но Майк и его люди продолжили вывоз эфиопских евреев под шквальным огнем.

Когда Майк вошел в кабинет Хофи, тот не сказал ему даже “Шалом”.

- У тебя есть пять минут на то, чтобы объяснить, почему ты нарушил приказ, – процедил он сквозь зубы.

Вместо ответа Майк положил ключи от своего кабинета на стол.

- Я виноват и ухожу в отставку, – сказал он.

- Я жду объяснений! – напомнил Хофи. – Значит, так! – сказал он, когда объяснения были выслушаны. – За нарушение приказа получишь выговор с занесением в личное дело. За принятие верного решения и проявленное мужество будешь представлен к награде. Даю тебе три дня на отдых с семьей. Да, и не забудь, пожалуйста, взять ключи.

Таких исполненных подлинного драматизма моментов в фильме немало.

Еще одна тема, поднимаемая в фильме, – подбор кадров в “Моссаде” и доверие к ним. “Разведка – это не наука, а искусство!” – говорит в фильме Нахум Адмони, и это в самом деле так. Ведь необходимость постоянной мимикрии, жизнь в чужом образе требует немалого актерского таланта. Кстати, оказывается, многие агенты “Моссада” – неплохие художники. В те времена, когда миниатюрных фотокамер не существовало, они использовали свой талант для того чтобы запечатлеть портрет “объекта” карандашом на бумаге, а некоторые – чтобы “нарисовать” себе документы.

Эта жизнь-мистификация нередко приводит к изменениям личности. Да и вообще – мало ли что может произойти с агентом, когда он находится в, так сказать, свободном плавании за рубежом, ведь его могут и перевербовать. Учитывая этот момент, Хофи ввел в “Моссаде” существующую до сих пор регулярную проверку всех сотрудников на детекторе лжи и первый прошел ее.

Судя по всему, авторам фильма было крайне важно показать, что сотрудники “Моссада” отнюдь не супермены, не люди со стальными нервами, почти чуждые эмоций. А именно такое впечатление создавалось о Хофи из многих рассказов его подчиненных. Он никогда не повышал голоса. Не впадал в ярость. Не улыбался. Не шутил…

И вдруг в кадре появляется дочь Хаки и говорит, что ей странно все это слышать, уж кто-кто, а она точно знает, какое у отца великолепное чувство юмора и как легко наворачиваются на его глаза слезы, когда он смотрит какой-нибудь сентиментальный фильм или читает книгу.

Адмони рассказывает, как однажды его младший сын Барак сказал, что хотел бы говорить с тем человеком, который отдает приказы его отцу… В середине крайне напряженного рабочего дня Адмони вспомнил об этом и поведал Хофи. Тот заявил, что хочет поговорить с мальчиком.

- Здравствуй, Барак! – сказал он в трубку. – Говорит тот человек, который отдает приказы…

Закончив разговор, он сказал Адмони:

- Иди домой, сын жалуется, что почти не видит тебя.

- Но, Хака, ты же знаешь, скоро начнется важное совещание, и вообще у меня куча работы, – запротестовал Адмони.

- Иди домой, это важнее, – отрезал Хофи.

Значительная часть фильма посвящена операции по уничтожению иракского ядерного реактора. Не раз и не два на экране появляются кадры с выступлением Бегина перед огромной толпой на площади, в котором премьер гордо сообщает: “Реактора в Ираке, угрожавшего существованию Израиля, больше нет! Его нет!!!”. Впрочем, кадры эти появляются столь часто, что начинает казаться: ради них-то и был снят этот фильм.

Дело в том, что Ицхак Хофи был категорическим противником нанесения удара по иракскому реактору. После того как под его руководством была собрана вся возможная информация об этом объекте (операции “Вавилон” посвящены целые книги, но, как становится понятным из фильма, мы до сих пор не знаем о ней и десятой доли правды), Хофи продолжал считать нанесение удара по реактору опасной авантюрой, чреватой катастрофическими для Израиля последствиями. Его заместитель Нахум Адмони придерживался по данному вопросу противоположного мнения и обосновывал его целым рядом аргументов. Споры между ними по данному вопросу были яростными, и дело дошло до того, что в какой-то момент Адмони предложил боссу отстранить его от “иракского проекта”.

- Ну нет, – ответил Хофи, – мне нужно альтернативное мнение!

В итоге, докладывая Бегину о “проекте”, Хофи представил два мнения – свое и Адмони. Бегин, как известно, решил довериться последнему.

Сразу после того как Хофи и Адмони поделились воспоминаниями о своих спорах по данному вопросу, в кадре появляется Меир Даган, как известно, яростный противник нанесения удара по иранским ядерным объектам.

- Что ж, – говорит Даган, – эта история лишь еще раз доказывает, что ошибаться может любой. Ни одно мнение не может считаться “святым” и однозначно приниматься на веру. В конце концов кто был прав, а кто – нет, выясняется лишь после того как судьбоносное решение принято…

Фильм “Запечатанные уста” не имеет логического финала. Вместо точки его создатели решили поставить многоточие. И это понятно: история “Моссада” продолжается. Вся разница между израильскими разведчиками и их коллегами из других стран заключается, как уже было сказано, лишь в том, что для Израиля вопрос эффективности его спецслужб – это вопрос жизни и смерти. И это не та работа, которую человек может делать только ради денег…

Петр Люкимсон



Источник - ru.exrus.eu