Кратно четырем (продолжение)

23

Борт израильского самолета

“Боинг-747-Карго”.

Набрав высоту, “Карго” взял курс на север. Ури вышел в гру-зовой салон и уселся рядом с поверженным врагом.

— Ну, как этот? — спросил он,

— Без сознания. Холодный, — отвечает Анат.

— Потерял много крови?

— Вроде нет. Я быстро остановила кровотечение.

— Главное - живой, — Ури достал сигарету и закурил:

— Однако, здесь действительно холодно. Скоропортящийся груз?

— Косметические товары и духи - 114 тонн.

— Что это с самолетом? — воскликнул Ури, ощущая резко возрастающую перегрузку.

— Похоже… Набор… высоты…

Анат с трудом выговаривает слова. Не в силах удержать соб-ственный вес, Ури ложится, видит как ее лицо бледнеет, глаза вы-ступают из орбит, он сам чувствует, что нарастающая тяжесть вот-вот раздавит его, невидимым стеклом сплющивая лицо в бес-форменную массу.

— Гедалия, запроси АЦТ, кто это болтается у нас по самому курсу? — распорядился командир, реагируя на тревожно ми-гающее табло “Встречный самолет”.

— Связь нарушена, Ицхак!

— Возьми аварийную частоту и запроси встречный самолет!

— Не отвечает!

— Диспетчер?

— Связь с АЦТ потеряна на всех частотах!

— Штурман, высота 1530 футов, курс 130 градусов, скорость 200 метров в секунду. Каковы данные встречного в нашем эше-лоне?

— Никаких. Эшелон, судя по радару, свободен.

— Но табло… — чтобы продолжить, командиру пришлось сделать усилие, преодолеть внезапную перегрузку. — Табло… загорелось… “Встречный самолет”…

— Командир, что творится с компасом?!

Вдавленным в кресла летчикам становилось все труднее разговаривать в условиях нарастающей тяжести.

Кабина осветилась мигающими табло “Опасность!”, “Пре-дельные перегрузки!”, “Встречный самолет!”. Дико пляшут в бес-

смысленном танце стрелки приборов. Замигали дисплеи борто-вого компьютера, не подчиняясь ему, не подчиняясь пилотам, “Карго” стремительно набирал высоту.

— О, Боже…Этого не может быть…— расплющенный сверх-перегрузкой Ицхак умолк. Его взгляд остановился на бесстраст-ном табло указателя высоты - за истекшие две минуты самолет подскочил с отметки 1530 футов к отметке 47035 футов, и подъем продолжался - скрипя расчалками и лонжеронами фюзеляжа, “Боинг” стремительно втягивался в космос…

Железный холод уступает нежному, какому-то розовому теплу…

Рана в бедре не болит, Харвей открывает глаза и видит себя самого сверху, как бы со стороны…. Но ощущает себя он легким, и одновременно - неимоверно сильным… Парящим над собственным телом... Легко и приятно дышится...

Он хочет осмотреться, но этого не понадобилось: он одина-ково хорошо видит окружающее со всех сторон одновременно!

Он видит суетящихся в кабине пилотов, обезумевшую от страха охранницу, человека, который стрелял в него, а теперь сидит рядом с его телом и курит вонючую сигарету… Да и че-ловек ли это?

Харвей не задумывается над этим - он просто видит рас-крывающиеся перед ним картины прошлого этого человека: ложь, жестокость, лицемерие, жадность… зависть… Он ви-дит само воплощение ненависти, нетерпимости! Она бесну-ется золотым цветком самообожания, щетинится иглами от-вращения к другим людям… Да это же Кати - отвратитель-ный монстр Зла.

Прежде, чем в глазах заметались радужные мушки, коман-дир увидел всплывший по курсу объект.

Всего сооружения он видеть не мог - только его часть: свер-кающие в черной пустоте шестиугольные конструкции. Они напо-минали гигантские пчелиные соты.

“Боинг-747-Карго” с грузом более 200 тонн, стремительно, как пушинка в жерло пылесоса, втягивался в одну из ячеек. Ее полированные грани хорошо различимы сквозь стекла кабины...

Усилием воли командир опустил взгляд на единственный бесстрастный прибор: хронометр показывал18.26.07.

“С момента взлета, прошло лишь четыре минуты…” — думает он.

“Посмотри… сзади нас...” — слышит командир, нет не слова - мысль штурмана.

Похожий на обрубок готического шпиля к ним приближается другой объект.

— Похоже, нас преследуют...

— Нас ли?..

Сверхяркая вспышка ослепила их на мгновение: преследо-ватель выпустил тонкий, ярко-желтый луч по блестящей поверх-ности аппарата, втягивающего “Боинг”. Почти мгновенно одна из ячеек похитителя раскрылась подобно бутону цветка, и еще бо-лее яркий луч метнулся по преследователю.

Командир напрягся в попытке вывести самолет из-под пере-крестного огня. Ему удалось отклонить рули, но положение само-лета не изменилось.

Два луча скрестились над самолетом, и он начал быстро опускаться.

Зловещий гул, треск разрываемых конструкций заполнили все вокруг.

Кровавые блики аварийных сигнализаторов метались по пе-реборкам фюзеляжа, превращая рваные прутья стингеров в мер-цающие стебли фантастических цветов.

Балки, к которым привязан Харвей, трескались, располза-лись. Они оставляли его беззащитное тело над мрачно-фиолето-вой пропастью. Гул, усиленный душераздирающими криками, на-растал.

Волна ужаса в душе Харвея внезапно останавливается. Он шепчет:

— Прости меня, Господи! Нет ничего могущественнее Тебя!

Он повторяет это громче, он изо всех сил кричит:

— ПРОСТИ МЕНЯ, ГОСПОДИ! — сопротивляясь вихрю, раз-рывающему самолет, и, теряя силы, он видит невозмутимо дви-жущуюся, сквозь бурление смерча, фигуру.

Израиль. Южный Тель-Авив.

Больница для бедных.

— Сюда, скорее! — кричит Ник. Он видит, как простыни под ногами Ольги намокли. Они стали не просто влажными, нет. Про-стыни плавают в какой-то жидкости, вытекающей из Ольги, про-питавшей кровать и стекающей по алюминиевым ножкам кровати на пол… На его крики прибежала дежурная сестра.

— Ты ее муж? — спрашивает она, делая укол.

— Нет… Так, друг…

— Уходи. Тебе нельзя здесь быть.

— Но…

— Не волнуйся, все будет хорошо. Иди.

— Я подожду… Там…

— Да-да. Подожди внизу, — сестра подкладывает какие-то тампоны, поправляет капельницы и переключает приборы.

Вновь застонала, задвигалась Ольга.

— Эй! Алло! Мотек! Подожди! Подними-ка, вот эти поручни! — сестра придерживает мечущуюся по постели Ольгу, а Ник под-нимает хромированные поручни кровати.

— Так - хорошо. Так - бэсэдэр! — приговаривает сестра, за-крепляя лейкопластырем руки Ольги на поручнях. — Так она не упадет, — младшая медсестра выбегает в коридор, туда, к селек-тору связи со Старшей Сестрой.

— Старшая?! Старшая, у русской, ну эта, которая без созна-ния, НАЧАЛОСЬ!

— Я закончила смену и через пятнадцать минут у нас начи-нается забастовка. Вызовите дежурного гинеколога!

— Старшая, но у нее отошли воды…

— И что, она так и не пришла в сознание?

— Нет

— Везите ее в реанимацию! И вызовите дежурного гинеко-лога!

— Этого новенького? Русского? Но ведь такой тяжелый слу-чай…

— Он, но-ве-нь-кий, у нас в больнице! Хотел работать со сво-им ришайоном? — вот пусть и поработает!

— Но роженица в коме. Давление упало… Хорошо бы про-фессора…

— Я сказала - в реанимацию!!! А я занята. У нас ЗАБАСТОВ-КА! А для русского врача это будет хорошей проверкой! Они так добиваются права на работу! Посмотрим, на что они годятся! Кро-ме того, ему и роженице будет легко общаться на одном языке!

— А если она… Или плод…

— Это их проблема, а я… О! Боже! Я опаздываю! Ба-ай!

Два санитара бегом везут кровать-каталку, на которой кор-чится в предродовых судорогах Ольга. Ник бежит рядом, придер-живая штатив с капельницами и кислородный баллон.

Они влетают в отделение реанимации и, ловко перехватив у Ника штатив, санитары захлопывают перед ним дверь операци-онной.

“… А это обручальное кольцо для меня - частичка тебя, отблеск твоих чувств, грань нашей встречи и ясный свет тво-его раскаяния.

Я очень люблю это маленькое чудо – самый дорогой пода-рок в моей жизни. Я смотрю на него, и блистанье испускаемых им лучей связывает нас в это мгновение…”

Сквозь заграждения из колючей проволоки Харвей вгляды-вается в рассвет, ожидая сигнальные ракеты. Но перед ним только лицо женщины, любовь к которой стала его жизнью. Она нежно смотрит на него, приникшего к ее коленям, погла-живает его непослушные волосы, убаюкивая:

“…иногда я не выдерживаю и целую свое колечко, а оно - все-все передает тебе! Поэтому ты и чувствуешь мои прикос-новения - я действительно в этот момент целую тебя. Люби-мый… На мне живут, дышат, горят твои уста, твои руки, твои глаза! Встреча с тобой… Для меня это, как очищение от скверны, как отпущение грехов! Ты - мой! И настолько, что ни-когда не будешь так полно принадлежать кому-то. И я - твоя! Я - твоя…”

Он ощущал ее дыхание на своих руках, губах и, казалось, они теплеют от ее поцелуев.

Пороховая гарь, смешиваясь с дымом горящих блиндажей, стелется над землей, прибиваемая скучным весенним дожди-ком. Он начался вместе с атакой… Стремительный бой от-бросил противника далеко вглубь его тыла.

— Доложи лейтенанту - здесь никого нет, - двое солдат пробираются по только что захваченному окопу.

— А это кто, смотри!

За бугром пулеметной точки, опершись о стену блиндажа, - солдат. Он смотрит такими чистыми, просветленными гла-зами, что кажется - само небо струится из них.

— Эй, дружище! Вставай!

Но солдат, счастливо улыбаясь, молчит, прижимая к сер-дцу руку.

Сквозь пальцы медленно скатываются рыжие капли…

— Странно… У него нет жетона…

— И на форме номера нет. Посмотри в кармане, может…

Пуля вышла навылет, пробив какое-то старое письмо, унеся с собой строку с именем солдата. И только на самом кра-ешке они смогли прочитать: “…твоя Ольга!”

Так они и записали в похоронной ведомости - Ольгин, ря-довой.

Борт израильского самолета

“Боинг 747-Карго”.

Почувствовав невесомость, Ури поднялся с переборки, к ко-торой был прижат, и направился в кабину.

— Что вы тут устроили тренировки, по высшему пилотажу? — раздраженно спросил он высунувшегося в проем двери пилот-ской кабины офицера.

Тот хотел что-то ответить, но осекся и даже в слабом свете аварийного фонаря было видно, как побледнело его лицо. Ури обернулся в направлении безумного взгляда: в самолет, кото-рый летит с большой скоростью на огромной высоте… вхо-дят… люди?!

Он видит, как двойная обшивка тает, расплывается золо-тистым сиянием перед ними…

Когда последний из вошедших переступил уже невидимую стену самолета, она вновь возникла: сомкнулась прозрачной пленкой.

Взгляд Ури погрузился сквозь нее в черноту Пространства.

Ури не мог сделать ни одного движения, но мозги его рабо-тали на полную мощность: он оценил ситуацию и, одновремен-но(!), с необъяснимой быстротой, вспомнил свою жизнь.

Видения детства, учебы в Университете, брошенная жена, несколько незначительных убийств, начало карьеры и прочее, что он хотел бы вообще забыть, вдруг всплыло сейчас, мешая анализировать, принимать решения… Как будто кто-то специ-ально мешал ему действовать, перелистывая страницы книги - его жизнь…

В нелепой позе, с револьвером в руке, застыла Анат: вско-чив, преграждая вошедшим путь, она так и осталась в нелепой позе, качаясь в невесомости.

Один из пришедших отбросил капюшон странного одея-ния, и в “Боинге” стало светлее… Ури мог бы поклясться, что от этих людей исходит сияние, какие-то волны тепла…

В какой-то миг Ури захотелось плакать. Рассказать тому, кто пришел, о себе - он смотрел в его лицо, узнавая Доброту, исходящую из этих спокойных глаз. Ненависть, неприятие, не-верие и ожесточенное зло заполнили пустоту сердца Ури, при-дали сил потянуться к оружию.

Тот, кто пришел, наклонился над пассажиром и поцеловал его в лоб.

Внезапно пассажир поднялся - Ури, преодолевая скован-ность своего тела, даже не успел сообразить, что в салоне два Харвея: бледный, без сознания (похожий на труп), привя-занный к переборкам, и другой: возникший из первого, почти прозрачный, с улыбающимся, ясным лицом и развевающимися под дуновением невидимого ветра волосами.

Тот, кто пришел, подал пассажиру руку, и они в окружении других пришедших стали выходить из самолета - сквозь рас-ползающуюся ярким сиянием обшивку…

Озлобленный, переполненный ненавистью, Ури ощутил себя ос-меянным персонажем немого кино, к тому же еще и замедленного.

От усилий поднять руку и выстрелить, лопались капилляры, капли крови выступали на лице. Движимый необузданной энер-гией Зла, Ури нажал спусковой крючок.

Next >>

 1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57   58   59 

Copyright © Mark Turkov, 1993

Copyright © Business Courier, 1998 - 2000